Продюсер Михаил Плоткин отказывался сообщать в КГБ, что делали в гостиничных номерах участники популярных ВИА

Одним из главных трендов отечественной эстрады 70-х стал расцвет популярности вокально-инструментальных ансамблей, с большим или меньшим успехом переносивших на родную почву опыт «Битлз» и других западных групп. О том, как происходило развитие этого своеобразного музыкального жанра, мы попросили рассказать непосредственного участника событий – легендарного продюсера Михаила Плоткина.

   - Мне довелось несколько лет поработать с создателем одного из первых ВИА – недавно ушедшим от нас Павлом Слободкиным, - поведал Михаил Владимирович. – В его ансамбле «Веселые ребята» я занимал должность заведующего художественно-постановочной частью с окладом 110 рублей и 40-процентной премией. Плюс был у них директором или, как тогда говорили, бригадиром. Занимался гастролями, аппаратурой, выдачей зарплаты. За это мне доплачивали «бригадирские» по 4 рубля с концерта. В то время в «Веселых ребятах» пели Леня Бергер, Юра Петерсон, Володя Фазылов, Света Резанова. В исполнении Бергера снискала огромную популярность песня «Алешкина любовь». Правда, в ней не было видно самого Лени. По-настоящему он раскрывался только в песнях на английском языке. На западную музыку больше тянуло и пришедшего позднее Сашу Лермана. Оба они так и не нашли себя в нашей стране и эмигрировали на Запад. Совершенно другим был Фазылов, исполнявший «Люди влюбляются» и «Портрет работы Пабло Пикассо». На сцене он не выпендривался, стоял статично с гитарой. И вокал у него, может, был не супер-пупер. Но Слободкин не прогадал, что его взял. Володя так хорошо передавал заложенные в песнях чувства, что сексуально ухайдокивал всех, кто находился в зрительном зале. Девки от него просто млели. И не только девки. Параллельно работе в «Веселых ребятах» Фазылов учился в полиграфическом институте. Когда ансамбль выезжал на гастроли, я забирал его на такси из студенческой общаги. Однажды мы с ним не рассчитали время и опоздали на самолет. Нам пришлось вдвоем догонять остальных «Веселых ребят». За это мне крепко досталось от любившего порядок Слободкина. К сожалению, по окончании института Володя отошел от музыки. Уехал к себе на родину в Узбекистан и стал каким-то начальником в сфере печати.

   От предложений по гастролям у «Веселых ребят» не было отбоя. Помню, в Москонцерт приехал директор Воронежской филармонии Михаил Галынкер, невзлюбивший меня еще со времен моей работы с Эмилем Горовцом. Проследовал с гордо поднятой головой по коридору, делая вид, что меня не замечает. А после разговора с руководством Москонцерта подошел ко мне, посмотрел на меня плачущими глазами и попытался встать передо мной на колени. Я, естественно, не дал ему этого сделать. «Миша, прости меня за все! – сказал Галынкер. – Выручай!». Оказалось, Воронежская филармония испытывала финансовые проблемы. В таких случаях устраивались внеплановые концерты какого-нибудь популярного исполнителя. Они назывались «фондовые», так как доходы от них шли в фонды принимающей филармонии, а не в концертную организацию, к которой был приписан артист. Строго говоря, делать так было нельзя. Но Голынкер получил на это разрешение в управлении культуры. И попросил меня привезти к ним «Веселых ребят». Я взял в эту поездку Вадима Тонкова и Бориса Владимирова – легендарных Веронику Маврикиевну и Авдотью Никитичну. 3-4 дня мы официально гастролировали от Москонцерта. И еще 2-3 дня работали на фонды Воронежской филармонии. В результате филармония получила хорошие деньги и поправила свои дела. Самое поразительное, что при такой востребованности «Веселых ребят» об их бытовом комфорте на гастролях никто не заботился. Это сейчас каждый требует в райдере, чтобы его под охраной водили в туалет и подмывали ему одно место. А тогда музыканты, работая по несколько концертов в день, даже поесть нормально не имели возможности. Я выбил, чтобы их бесплатно кормили за счет принимающей филармонии. Выбил, чтобы Слободкину подавали легковую машину. Этому я научился у Эмиля Горовца. Если ему не нравилось, как его принимали в том или ином городе, он брал больничный и отменял концерты.

   Постепенно в эстрадных кругах у меня сложилось определенное имя. Со Слободкиным отношения начали портиться. И в этот момент Юра Маликов пригласил меня в свой коллектив «Самоцветы». С Юрой мы познакомились в Москонцерте еще в середине 60-х. Он тогда играл на контрабасе у Эмиля Горовца. А еще один участник «Самоцветов» Сережа Березин, автор песни «Снег кружится», был у него пианистом. Как и «Веселые ребята», «Самоцветы» работали от Москонцерта. Только были менее раскрученными. Помню, я пришел к ним на переговоры в парк ЦДСА. Они там выступали в летнем театре. И аншлага, мягко говоря, не было. Однако их в отличие от тех же «Веселых ребят» более охотно брали на радио и телевидение. Этому способствовало включение Маликовым в репертуар песен Марка Фрадкина и других маститых композиторов. И за счет регулярных эфиров «Самоцветы» стали стремительно набирать популярность. Из солистов у них наибольшим успехом пользовался Валя Дьяконов. Он был настолько секси, что в его исполнении «выстреливали» даже такие патриотические песни, как «Мой адрес - Советский Союз» и «У деревни Крюково погибает взвод». Потом из «Веселых ребят» пришел Петерсон. И многих зрителей за собой увел в «Самоцветы». Я со своей стороны старался обеспечить ребятам все необходимые условия для работы. Правда, без накладок не обходилось. Тогда все играли и пели живьем. Приходилось возить с собой на гастроли большое количество аппаратуры. Однажды из-за этого нас высадили из поезда. Посчитали, что наша аппаратура занимала слишком много места. Хотя ее провоз был полностью оплачен. Я тогда чуть не подрался с железнодорожниками и попал в милицию. Но потом в министерстве путей сообщения признали, что они были не правы. Единственное, что я категорически отказывался делать в «Самоцветах», - становиться осведомителем. Когда ансамбль отправляли на гастроли в Чехословакию, меня по этому поводу вызывали в КГБ. Объясняли, что ко мне там подойдет какой-то человек, которому я должен буду стучать, как вели себя наши ребята. Но мне каким-то образом удалось соскочить и уклониться от выполнения этой сомнительной миссии.

   Потом в «Самоцветах» произошел раскол. Один из создателей ансамбля Коля Раппопорт поссорился с Маликовым и вместе с Березиным сделал свой коллектив «Пламя». К ним присоединились Дьяконов, Петерсон и другие. А Маликов набрал себе новый состав. Но я к этим событиям уже не имел отношения. К тому времени я ушел из «Самоцветов» и занялся новым ансамблем «Лейся, песня». Ранее он существовал под названием «Витязи» и работал от Кемеровской филармонии. Солистом у них был Владислав Андрианов. Потом туда пришли гитарист Валера Селезнев и конферансье Саша Рузов и решили поднять этот коллектив на более высокий уровень. Придумали новое название «Лейся, песня». Им не хватало только опытного директора. И тогда они вспомнили обо мне. Еще во время работы с «Веселыми ребятами» я проводил во Владимире новогодние елки с участием юной Аллы Пугачевой, ее тогдашнего мужа Миколаса Орбакаса и его однокурсников из циркового училища. И подтягивал туда коллектив Саши Рузова из Владимирской филармонии. А с Валерой Селезневым я вместе работал в «Самоцветах». «Давай поднимать «Лейся, песня» вместе с нами!» - предложили мне Валера и Саша. Узнав об этом, Володя Винокур мне сказал: «Мишка, не будь дураком! Ты все делаешь, раскручиваешь, а потом остаешься в заднице. Если ты возьмешься за новый коллектив, ты должен там быть главным». И я поставил такое условие перед Селезневым и Рузовым. Сошлись на том, что я буду художественным руководителем, а Селезнев – музыкальным.

   Я сразу же взялся за дело и устроил для «Лейся, песня» эфир на телевидении. Помогла моя давняя дружба с Александром Масляковым, с которым я еще в начале 60-х познакомился в гостях у Женьки Низового, выступавшего в ансамбле пантомимы вместе с будущим директором Пугачевой и Киркорова Аликом Непомнящим. Супруга Маслякова Светлана работала режиссером в передаче «Человек и закон». И договорилась, чтобы наш коллектив с несколькими песнями показали в передаче «Служу Советскому Союзу». Потом я полетел в Кемерово на переговоры с директором филармонии Геннадием Потылицыным. Но в аэропорту меня никто не встретил. А музыкантов погрузили в жуткий автобус, который в честь министра культуры Екатерины Фурцевой прозвали «фурцвагеном», и отправили под старым названием «Витязи» на ранее запланированные гастроли по Кемеровской области. Я сказал Саше Рузову, который был у них бригадиром: «Бери мне обратный билет! Я улетаю в Москву». Потылицын сразу примчался на машине в аэропорт и отвез меня в лучшую гостиницу. «Если ты хочешь, чтобы твой коллектив уважали, ты первый должен его уважать, - сказал я ему. – Чтобы никаких «фурцвагенов» больше не было, и ребят встречали достойно!». Более того, я пробил участникам «Лейся, песня» особый статус «артист Кемеровской филармонии с репетиционной базой в Москве». Большинство из них были москвичами. И ездить на репетиции в Кемерово им не имело смысла. Потылицыну ничего не оставалось, как согласиться на мои условия.

   Став худруком, я получил полную свободу брать любых музыкантов и назначать им ставки, какие считал нужным. По моему приглашению, в «Лейся, песня» пришел второй барабанщик – муж никому тогда неизвестной Нади Бабкиной Володя Заседателев. Когда оба барабанщика играли одновременно, это смотрелось очень эффектно. А Селезнев в дополнение к Владу Андрианову пригласил нового солиста Игоря Иванова. До этого он пел в ресторане «Октябрь» на Арбате и носил усы. Но я настоял, чтобы он их сбрил, так как на телевидении в то время не приветствовалась растительность на лицах у мужчин. С репертуаром нам очень помог начинающий тогда композитор Слава Добрынин, с которым я познакомился на отдыхе в Сочи. Андрианов блестяще спел его «Кто тебе сказал» и «Где же ты была». А знаменитую «Прощай» Иванов записал на первую пластинку «Лейся, песня». Перед записью ко мне неожиданно обратился Лев Лещенко. У него были запланированы гастроли по Казахстану. Но ансамбль «Мелодия», который должен был ему аккомпанировать, по каким-то причинам, не смог поехать. И Лев Валерьянович предложил «Лейся, песня» поработать с ним. «С удовольствием, - ответил я. – Но у нас на фирме «Мелодия» как раз назначена запись пластинки». Лещенко это нисколько не смутило. Он тут же договорился, чтобы нам перенесли сроки записи. И мы отправились с ним в Казахстан. По забавному совпадению, организовывал эти гастроли мой протеже Женя Болдин, которого я устроил в Союзконцерт на место ушедшего оттуда Алика Непомнящего. Вскоре после этого я праздновал в ресторане «Интурист» свой день рождения. Лещенко пришел с первой женой Аллой Абдаловой. Болдин – с первой женой Милой. А Пугачева – с руководителем своего ансамбля «Ритм». То ли Непомнящий, то ли сам Лещенко за столом познакомил ее с Болдиным. А буквально через несколько дней я встретил Аллу в Росконцерте, и она представила мне Женю как своего нового директора.                                                                                 

   К сожалению, участники «Лейся, песня» обалдели от свалившейся на них популярности. Валерка Селезнев и Влад Андрианов начали бухать. Я их не ловил за руку, но не исключаю, что там были и наркотики. И я как руководитель уже не мог с ними совладать. Плюс рядом с ними крутились всякие администраторы и подливали масла в огонь. В конце концов, я принял решение уйти. Некоторое время коллективом руководил Добрынин. Потом запихнул вместо себя Мишу Шуфутинского. А я забрал Игоря Иванова и еще нескольких вменяемых музыкантов и создал с ними новый коллектив. Конечно, я хотел оставить за собой уже раскрученное название «Лейся, песня». Но оно было закреплено за Кемеровской филармонией. Приносило им хорошие деньги. И отдавать его никто не хотел. Потылицын предлагал мне остаться у них в филармонии и заниматься продвижением нового коллектива на их базе. Но я в силу своего характера сказал: «Нет!». И ушел со своими ребятами во Владимирскую филармонию. Потом работал от Калмыцкой и Ставропольской филармоний. Название нам придумал легендарный музыкальный редактор Чермен Касаев, который тогда работал на радио. Когда я сидел у него в кабинете в Доме звукозаписи, к нему пришел Николай Добронравов. Незадолго до этого они с Александрой Пахмутовой написали песню «Надежда». «Назови свой ансамбль «Надеждой»!» - посоветовал мне Чермен. Пахмутова и Добронравов меня уже знали по работе с «Лейся, песня». И одобрили предложенное Черменом название.

   Вскоре наш коллектив дебютировала на телевидении с песней Пахмутовой «Новая дорога». Исполняли мы и давшую нам название «Надежду», звучавшую у нас в неожиданной «молодежной» аранжировке, и «До отправления поезда», и многие другие ее песни. Потом Давид Тухманов привлек наших солистов Игоря Иванова и Люду Барыкину для записи альбома «По волне моей памяти». Спетая Игорем «По французской стороне» имела огромный успех. И «Надежда» постепенно начала раскручиваться. Мы много гастролировали по стадионам и дворцам спорта. Работали с самыми разными артистами. Даже с легендарной Клавдией Шульженко у «Надежды» были совместные концерты. Несмотря на свой почтенный возраст, она положила глаз на нашего молодого конферансье Сашу Воронова. Оказывала ему знаки внимания, каких больше никто от нее не удостаивался. Дошло ли у них дело до постели – не знаю. Вот у эстонского певца Яака Йоалы с нашей костюмершей Аней постель точно была. После этого он прибежал к ней в номер и начал проверять – не своровала ли она у него какие-то вещи. Естественно, ничего не нашел. Потом мне объяснили, что это была его фишка, он всегда после секса обвинял девушек в краже. Вообще, я специально не следил, кто к кому ходил в номера и что там делал. Я считал, что это дело житейское. Однако, по тогдашним законам, присутствие в гостинице посторонних после 11 часов вечера запрещалось. Один раз администрация даже вызвала милицию, чтобы выгнать девок, которых привели участники «Надежды». Потребовали объяснений и от меня как руководителя коллектива. К счастью, милиционеры сами были не против погулять с девками, и скандал благополучно замяли.

   Приходилось мне общаться с правоохранительными органами и по более серьезным поводам. Была ситуация, когда меня обвиняли в том, что я дал взятку, чтобы получить в министерстве культуры новую аппаратуру для «Надежды». На первый взгляд, это обвинение могло показаться абсурдным. Ведь я брал эту аппаратуру не себе домой, а для работы. Тем не менее, взятку я и впрямь давал. Без нее мы бы просто ничего не получили. И, возможно, об этой взятке никто бы не узнал. Но у меня с моим окладом не было возможности самому заплатить нужную сумму. Я предложил музыкантам скинуться. И ныне покойный клавишник Леша Кондаков кому-то проболтался. Этим воспользовался один подонок из Калмыцкой филармонии, мечтавший подмять мой коллектив под себя, и попытался организовать против меня уголовное дело. Меня вызывали в следственное управление на Петровке. Как руководитель коллектива я считался должностным лицом и за взятку мог сесть в тюрьму. Так случилось с руководителем ансамбля «Шестеро молодых» Виленом Дарчиевым. Выручил меня наш гитарист Леша Белов, будущий участник группы «Парк Горького». «Михаил Владимирович! Валите все на меня! – сказал он. – Говорите, что эти деньги собирал я, чтобы нам самим купить аппаратуру, а никакой взятки никто никому давал». Так я и сделал. После этого от меня отстали. Самое смешное, что все участники «Надежды» охотно поверили в версию Белова и, посчитав, что взятка не понадобилась, с удовольствием забрали у меня деньги назад. Естественно, отдавал я их уже из собственного кармана. Но я считаю, что еще легко отделался.

   Михаил ФИЛИМОНОВ («ЭГ» № 45, 2017)

   Газетная версия

   1 часть http://www.eg.ru/showbusiness/412144/

   2 часть http://www.eg.ru/showbusiness/412182/