Исполнитель «Подмосковных вечеров» плакал в нью-йоркском магазине от обиды за разоренную Горбачевым Россию

С творчеством замечательного актера и певца Владимира ТРОШИНА, исполнившего в фильме «Неуловимые мстители» песню Бориса МОКРОУСОВА на стихи Роберта РОЖДЕСТВЕНСКОГО «Льют свинцовые ливни», старшее поколение хорошо знакомо. А вот о нем самом и его жизни известно не так много. «Экспресс газета» попыталась восполнить этот досадный пробел и с помощью певца и журналиста из Нью-Йорка Олега ФРИША разыскала людей, которым довелось лично знать Владимира Константиновича.

   - Сотрудничество с Владимиром Трошиным привело моего отца к написанию песен, - поведал перебравшийся в начале 90-х годов в Германию сын композитора Эдуарда Колмановского – тоже композитор Сергей Колмановский. - Отец вообще был академист. Окончил консерваторию и в основном занимался музыкой в так называемых серьезных жанрах. В 1954 году он написал музыку к спектаклю МХАТа по пьесе Уильяма Шекспира «Двенадцатая ночь». Самой музыкальной там была роль шута. Она как раз досталась Трошину. Он был музыкально неграмотен. Даже нот не знал. Но схватывал все на лету. А самое главное - у него был очень красивый тембр голоса и яркая актерская подача. И Трошин так привлек отца как исполнитель, как шансонье, что отец начал писать песни специально для него. Первой такой песней была «Тишина» («Ночью за окном метель, метель»). Она стала диким шлягером. И в дальнейшем в исполнении Трошина прозвучало огромное множество отцовских песен – «Журавленок», «Люди в белых халатах» и т.д.

   Трошин с огромным пиететом относился к МХАТовским старикам и призывал всех обязательно смотреть даже слабые спектакли с их участием, пока они еще живы и играют. Но театральные успехи самого Трошина были, прямо скажем, ограниченные. После «Двенадцатой ночи» во МХАТе ему очень часто поручали ту или иную роль только потому, что там нужно было петь. И под влиянием отца Трошин все больше становился шансонье. Отец был первым, кто пригласил его в свой авторский концерт в Доме композиторов. Трошин долго сомневался. Он никогда не выступал в таком качестве. Но отец его уговорил. На концерте было много отцовских друзей-композиторов. И они наперебой стали предлагать Трошину свои песни. Не назову ни одного известного песенника, который бы с ним не работал. В радиопередаче «С добрым утром» он стал главным исполнителем. Когда появилась песня Оскара Фельцмана «14 минут до старта» («Заправлены в планшеты космические карты»), и ее в строжайшей тайне готовились запустить перед полетом в космос Юрия Гагарина, записать эту песню поручили именно Трошину. Он также был первым исполнителем «Течет река Волга» Марка Фрадкина. Я уже не говорю о том, что Трошин первым записал и фактически спас «Подмосковные вечера» Василия Соловьева-Седого. Эта песня в числе других была написана для документального фильма «Спартакиада народов СССР». И ее уже хотели выбросить в корзину. Но Трошину удалось ее вытянуть и сделать шлягером на все времена.

   Страшные обвинения Утесова

   Постепенно пение стало главным делом Трошина. Надо сказать, что он очень долго держался в форме. С возрастом находил в себе какие-то новые краски. Это очень редко бывает. Например, такой прекрасный голосовой певец, как Муслим Магомаев, в какой-то момент практически ушел со сцены. А Трошин выступал до последних дней жизни. Никогда никому не отказывал. Просили спеть песню в концерте – пел. Если было надо, даже бесплатно. Исполнял Трошин и мои песни. В том числе, самую первую. Как я сейчас понимаю, делал он это по доброте душевной как друг моего отца. Тем не менее, я был очень рад с ним поработать. В то время почти все знаменитые певцы приходили за час до записи на радио, быстренько выучивали песню и пели. С Трошиным это никогда не проходило. С ним надо было заранее встречаться и готовиться к записи. Ему было важно не просто выучить песню, а создать в ней определенный образ. «Хотя бы маленький процесс работы над песней, но обязательно должен быть», - говорил он. Было у него и еще одно отличие от других певцов. Скажем, Марк Бернес создавал свой репертуар и безумно ревновал, когда кто-то потом перепевал песню, написанную специально для него. А Трошин относился к этому совершенно спокойно. Помню, когда отец написал оперу «Двенадцатая ночь», он частично включил в нее старую музыку из спектакля МХАТа. В том числе, «Поздно ночью» и другие песни шута. И на творческом вечере в честь своего 70-летия дал их спеть солисту театра Наталии Сац, где шла его опера. Но Трошин нисколько не расстроился. Это была довольно редкая черта в этом эстрадном гадюшнике.

   Творческое содружество с Трошиным у моего отца продолжалось до самой его смерти. Они и по жизни были очень близки. Часто ходили друг к другу в гости. На многие наши семейные торжества Трошина единственного приглашали не из числа родственников. Вместе переживали и тяжелые времена. Был период, когда преследовали так называемых певцов-«шептунов» и предпочтение отдавали голосовым артистам. У Трошина были в связи с этим неприятности. И отец его поддерживал. Потом был скандал с фильмом «Веселые ребята». В какой-то момент звуковой ряд этого фильма признали технически негодным и решили его переписать. А поскольку исполнителю главной роли Леониду Утесову было уже немало лет, спеть за него все песни пригласили Трошина. Утесов тогда написал ему страшное письмо, что он поступил неэтично, что между актерами должна быть какая-то коллегиальность и т.д. Правда, потом признал, что спел Трошин хорошо. А через какое-то время восстановили оригинальную фонограмму. Но все равно Трошину это было неприятно. Ему поручили – он и сделал. Хотя, возможно, и должен был согласовать все с Утесовым. Одно время у Трошина вроде прилично пошли дела в кино. Но театр не отпускал его сниматься. Считал, что это его испортит. А в результате ни в кино, ни в театре у него особого продвижения не было. С пришедшим во МХАТ Олегом Ефремовым Трошин не нашел общий язык. И когда труппа разделилась, он ушел к Татьяне Дорониной. А там играл уже совсем эпизодические роли. Чуть ли не «Кушать подано».

   Хотя судьба у него была непростая, Трошин не озлобился на жизнь. Всегда был очень компанейским, живым и веселым. Любил рассказывать всякие байки и анекдоты. Запомнился его рассказ об ужасном МХАТовском спектакле по пьесе Николая Погодина «Кремлевские куранты». Однажды после первого акта у исполнителя роли Владимира Ильича Ленина Бориса Смирнова случился инфаркт. Зрителям со сцены объявили, что спектакль продолжаться не может. Но нашелся человек, который пришел в дирекцию театра и сказал: «Безобразие! Я выкроил вечер, а вы мне его испортили. Что значит – инфаркт? У вас что, запасных игроков нет?». К сожалению, Трошин, я бы так сказал, был не чужд радостей жизни. Не уверен, что об этом надо говорить, но у него были большие проблемы с выпивкой. Актерам после спектаклей требовался отдых. Это всегда было связано с употреблением алкогольных напитков. Кто-то себя сдерживал. А у него не получалось. Это негативно отразилось на его семье. Он очень трогательно относился к своей жене-балерине Рае Ждановой (сестре партнера Галины Улановой Юрия Жданова – М.Ф.). Но ей нередко приходилось забирать его из нашей квартиры, когда он напивался в Доме композиторов и пьяный приходил к нам. Время от времени она не выдерживала и прогоняла его из дома. Проблемы Трошина унаследовал и его сын. На этой почве потерял ногу. То ли под машину попал, то ли под поезд. Помню только, что мой отец доставал ему протез. А внук Трошина уехал с первой женой сына то ли в Америку, то ли в Израиль.

   Лещенко помог найти выход

   - Мое знакомство с Трошиным произошло при трагикомических обстоятельствах, - призналась создательница легендарных телепрограмм «Шире круг» и «Споемте, друзья!» Ольга Молчанова. - С детства я часто слышала его имя от моего папы – актера Бориса Молчанова. Он много лет служил в Свердловском драматическом театре и преподавал в их театральном училище. А Трошин во время войны некоторое время там учился и вместе с другими студентами участвовал в спектаклях. И когда его потом где-то показывали, папа всегда с гордостью говорил: «Это наш Вовка Трошин!». Сама я познакомилась с ним только в 80-х годах, когда он был уже народным артистом. Однажды мы пригласили его в программу «Споемте, друзья!» исполнить какую-то популярную песню. Чуть ли не «Подмосковные вечера». При съемке использовалась ранее записанная фонограмма с его голосом. Но возникла неожиданная проблема. «Я уже не помню слов, - сказал Трошин. - Боюсь, что могу не попасть в фонограмму. Нужен суфлер, который заранее подсказывал бы мне каждую фразу». Я взялась выступить в роли суфлера. Поначалу все шло хорошо. «Замечательно подаете текст! – похвалил меня Трошин после первого куплета. – У вас такая четкая дикция!». Потом попросил остановить съемку и сказал, что ему нужно выйти. Когда он вернулся, мы обратили внимание, что у него оттопыривается карман брюк. «Поправьте, пожалуйста, брюки! – попросила его наш режиссер. – А то картинка получается не очень красивая». В дальнейшем Трошин еще несколько раз выходил. Возвращался все в более и более возбужденном состоянии. Когда я подсказывала ему слова, поворачивался ко мне и раздраженно переспрашивал: «Что вы там бормочете? Я ни одного слова не понимаю». А в какой-то момент, показав на меня, обратился к режиссеру: «Да уберите ее! Она плохо подает текст. У вас кто-то может делать это нормально?». В конце концов, нам стало понятно, что народный артист абсолютно пьян. Карман у него уже не оттопыривался. Видимо, до этого там находилась бутылка, которую он во время очередного выхода допил и выбросил. Песню мы так и не досняли и отправили Трошина домой. Вскоре к нам пришел сниматься Лева Лещенко и первым делом спросил: «Это от вас Трошин вышел в таком состоянии?». Оказалось, он долго стоял в полном ступоре у дверей в холле Останкино и, только увидев входящего Леву, смог сориентироваться, в какую дверь нужно идти. Честно говоря, это был единственный случай в моей долгой телевизионной практике, когда человек умудрился напиться в процессе съемки. От уважаемого народного артиста я такого никак не ожидала. Хотя, надо признать, пел он очень хорошо. Таких задушевных голосов на нашей эстраде практически не осталось.

   - Да, Трошин любил выпить, - подтвердила проживающая с 70-х годов в США вдова композитора Бориса Шапиро Алефтина Власова. – Но зачем сейчас об этом вспоминать? Наверное, вы знаете, что во МХАТе многие пили. Главное, что Володя был хороший человек, добрый и простой. Родом он был из какой-то деревни. Однажды мы сидели у нас дома за столом. И Геля Великанова его спросила: «А чего ты вообще приехал в Москву?». «Я приехал в Москву вас учить, как надо разговаривать по-русски», - ответил ей Володя. Такой он был шутник. В нем не было никакой зависти и злобы. Мой покойный муж был евреем. Из-за этого в Советском Союзе многие от нас шарахались. Нашего сына Рафаэля даже за взятку отказывались брать в институт. «Фамилия Шапиро непроходящая», - говорили нам. Но Трошин не разделял людей по национальностям. У него сразу завязался контакт с моим мужем. К 30-летию Победы он замечательно записал его песню «Береза - Россия». И много лет дружил с нашей семьей. В 1977 году нам с мужем и сыном пришлось эмигрировать в Америку. Мужу почти сразу удалось получить работу. И мы обзавелись большой квартирой в Нью-Йорке. У нас останавливались и Иосиф Кобзон, и Вадим Мулерман, и многие другие. Кто приезжал, всех принимали. В 90-х годах гостил у нас и Трошин. Мы его пригласили, чтобы он посмотрел, что такое Америка. С Великановой и Мулерманом он выступил на творческом вечере моего мужа. Никто ничего не репетировал. Но было впечатление, что они все время работали вместе. Потом муж повел Трошина в большой магазин, где были продукты из всех государств. Володя посмотрел на это изобилие, и на глазах у него появились слезы. «Как же так? - воскликнул он. - Здесь, в Америке, все есть. Почему же в России ни черта нет?». Когда мы в свое время гастролировали по всему Советскому Союзу, все было нормально. А с появлением Михаила Горбачева начался развал. Америка, наоборот, тогда жила очень хорошо. Не то, что сейчас, когда наш президент посылает миллиарды на войну в Украине, а американцы, которые работают, получают очень маленькие деньги, и все с каждым днем дорожает.

   Михаил ФИЛИМОНОВ («ЭГ» № 49, 2022)