от связи с выпивохой Борисом Владимировым, игравшим Авдотью Никитичну, Надежду Моисееву уберег Юрий Гагарин

Гримера Надежду Моисееву хорошо знает вся отечественная шоу-тусовка. Кто-то сталкивался с ней на концертах в легендарном зале «Россия». Кто-то – на телевидении, где она переработала на множестве программ от «Песни года» и «КВН» до «Времечка» и «Большой стирки». Таким количеством интересных встреч и всевозможных приключений, какое подарила ей судьба, может похвастаться далеко не каждая знаменитость.

   - В детстве я жила в проезде Художественного театра, прямо напротив МХАТа, - поведала Надежда Вячеславовна. – А училась на Пушкинской - в женской школе № 635, которую в 1954 году слили с находившейся рядом мужской № 170. У нас учились отпрыски многих знаменитостей – внук основателя МХАТа Владимира Немировича-Данченко, приемный сын солиста Большого театра Георгия Нэллепа, дочка солиста театра Немировича-Данченко Юрия Юницкого. За одной партой со мной сидел Ваня Бушуев - сын певца Георгия Бушуева, сыгравшего главную роль в фильме «Мы из Кронштадта». А одной из моих одноклассниц была юная кинозвезда Наташа Защипина, снявшаяся к тому времени в фильмах «Жила-была девочка», «Слон и веревочка» и «Первоклассница». Помню, однажды на уроке она болтала с соседкой по парте и что-то прослушала. «Ну, Наташа, Наташа…» - начала выговаривать ей педагог. «Наташа, но не ваша!» - с вызовом ответила ей Защипина. Представляете, в то время так сказать педагогу! Был еще случай с Андреем Мироновым, который учился на два класса младше нас. Он демонстративно отказался вставать, когда педагог назвал его фамилией знаменитого отца – Менакер. «Я не Менакер, а Миронов!» - гордо заявил Андрей. В остальном ни он, ни Защипина, ни другие «звездные» дети особо ничем не выделялись. Одевались, как все. Вместе со всеми участвовали в походах и других мероприятиях. С тем же Мироновым мы вместе выступали в школьной самодеятельности. Он показывал пантомиму с яблоком, которую на эстраде исполнял Геннадий Дудник. А мы с подругой пели дуэтом. Я тогда мечтала о сценической карьере. Занималась вокалом с педагогом. Один раз даже солировала в районном хоре на каком-то празднике в саду «Эрмитаж». Но певицы из меня не вышло. Каждый раз перед выступлением я так волновалась, что у меня пропадал голос. И тогда, по совету мамы, которая в прошлом была актрисой, я поступила учиться на гримера в Московское театрально-художественное техническое училище. Параллельно устроилась ученицей к гримеру в театр на Спартаковской (сейчас на Малой Бронной). И начала активно внедряться в театрально-артистическую среду.

   От училища меня посылали на практику во МХАТ, и я там завязала знакомство с Иваном Тархановым – сыном знаменитого актера Михаила Тарханова и отцом нынешнего депутата Мосгордумы Михаила Москвина-Тарханова. Иван приглашал меня к себе домой в Дмитровский переулок. И я часто попадала на пьянки с участием ведущих артистов МХАТа. Помню, после одной из таких пьянок мне пришлось тащить до метро Алексея Грибова. Он так напился, что еле шел. И как только переставал держаться за меня, сразу же падал в сугробы. Пока мы дошли до «Охотного ряда», я замучалась его поднимать. К сожалению, мои отношения с Тархановым оборвались из-за его домработницы, которая помогала ему по хозяйству после развода с первой женой. Эта женщина сама имела на него виды и из-за этого жутко меня ревновала. В итоге она добилась, что Тарханов женился на ней и перестал меня к себе приглашать. Но мне и без него хватало, с кем пообщаться. Например, летом я отдыхала в Ялте и с утра до вечера проводила время в доме отдыха ВТО в компании с Марисом Лиепой и его мамой. Лиепа тогда еще танцевал не в Большом театре, а в театре Немировича-Данченко. А я со школьных лет регулярно ходила в этот театр и всех там знала. На территорию дома отдыха ВТО посторонних не пропускали. Но я хорошо плавала и проплывала по морю с общего городского пляжа на их закрытый пляж. С моря-то меня никто не проверял. На этом закрытом пляже я впервые увидела Федора Чеханкова из Театра советской армии. Он не отходил от Лиепы буквально ни на шаг. Как я потом узнала, Федя был тогда в него влюблен. Постоянно ходил на его спектакли. И даже учился у него танцевать. А одно интересное знакомство произошло у меня в Сочи прямо в море. Обычно я заплывала за буйки и там напевала любимые оперные арии. Однажды ко мне подплыла пожилая женщина и начала подпевать. Я была поражена ее профессиональным пением и начала спрашивать, кто она и откуда. «А у меня тут напротив дача, - объяснила женщина. - Если захочешь еще попеть, приплывай за буйки - я к тебе выплыву». Оказалось, что это была бывшая солистка Большого театра Валерия Барсова, любимица самого товарища Сталина.

   После училища меня распределили на работу в театр имени Пушкина. Тогда туда пришел целый курс из школы-студии МХАТа – Высоцкий, Буров, Портер, Вильдан, Локтев. Я с ними сразу подружилась. Мы часто собирались после спектаклей. Сидели в театре или на Тверском бульваре. Даже ко мне домой иногда ездили. У меня дома была гитара. А ребята все умели и любили петь. Среди других пели и песни Высоцкого, но я тогда не знала, кто их автор. К сожалению, в театре Пушкина Высоцкому почти ничего не дали сыграть. У него было всего две или три небольшие роли. Помню, он играл Лешего в «Аленьком цветочке». Сам придумывал себе причудливый грим. Мне как гримеру делать было практически нечего. Я только помогала ему надевать парик. У него был приятель – актер Борис Авдюхов, с которым он часто выпивал. Однажды Высоцкий напился с ним так, что был не в силах ехать домой. Тогда он обратился за помощью ко мне. Я поймала такси и довезла его на проспект Мира, где он в то время жил с первой женой Изой Жуковой. «Сейчас я возьму у жены денег и расплачусь», - сказал Высоцкий. Мы с водителем долго его ждали, но он как сквозь землю провалился. Не выдержав, я поднялась к нему на этаж и увидела, что он сидит на подоконнике, а жена его ругает и отказывается пускать домой. Стало понятно, что денег ждать бесполезно. А наездили мы порядочно. Я отдала водителю все деньги, какие у меня были, но их не хватило. К счастью, водитель отнесся к ситуации с пониманием. Он оставил мне свой телефон. На следующий день я заняла у отца нужную сумму и отвезла водителю. А Высоцкий даже не вспомнил об этих деньгах. Потом, когда он уже работал в театр на Таганке, я как-то встретила его на улице Горького, сильно поддатого. Он попросил у меня взаймы. Но у меня не было с собой денег. А даже если бы и были… Я же понимала, куда он с ними пойдет. И, наверное, не дала бы ему, чтобы не поощрять выпивку. О том, что Высоцкий – автор многих песен, исполнявшихся на вечеринках под гитару, я узнала лишь несколько лет спустя, когда встретилась на Казантипе с его другом - бывшим звукорежиссером театра Пушкина Володей Синицыным. Он работал там на съемках какого-то фильма с участием Николая Рыбникова и Аллы Ларионовой. А я просто отдыхала. Мне очень нравился директор дома отдыха, в котором мы все жили. Я из-за него туда и приехала. Но его перехватила у меня Ларионова. В присутствии своего мужа Рыбникова она вела себя тихо. Но, как только он уехал на другие съемки, Ларионова пустилась во все тяжкие – напивалась и, на глазах изумленных отдыхающих, бегала по всему дому отдыха в одних трусиках. Естественно, директор сразу забыл про меня и принялся ухаживать за ней.

   В театре Пушкина я проработала четыре года. Потом у меня возник конфликт с новым старшим гримером, которая пришла к нам на мужскую сторону с «Мосфильма». Она хотела сама гримировать артистов. А нас заставляла шить парики и бороды. Ей очень нравился Афанасий Кочетков. Но, когда ему нужно было гримироваться, он звал не ее, а меня. После спектаклей подвозил меня домой на машине. И на гастролях приходил с вином ко мне в номер. Старшего гримера это задевало. И она все время ко мне цеплялась: мол, не туда ходишь, не с тем разговариваешь. Заведующая гримерным цехом никак не могла понять, что ее не устраивает в моей работе. «Давайте проверим Надю на женщинах! – предложила она. – Женщинам всегда все не так». И послала меня на женскую сторону к Раневской, посчитав, что она самая скандальная. Но с Раневской у меня все сложилось нормально. «Ой, деточка, ты меня только шпилечкой не уколи!» - ласково приговаривала она, когда я надевала ей парик. И даже пыталась заманить меня к себе домой в надежде скрасить свое одиночество. Не возникло ко мне претензий и у других актрис – Викландт, Гриценко, Алентовой (тогда еще Быковой). Потом театр должен был ехать на гастроли. Я уже упаковала свои гримерные принадлежности. И вдруг узнала, что старший гример, ничего мне не сказав, вычеркнула меня из списков участников поездки. А в этот момент меня как раз предложили работу на телевидение. Еще во время учебы в училище я познакомилась с композитором Владимиром Чернышевым, который был главным редактором музыкальных программ на Шаболовке. Он пригласил меня на съемки одного из первых «Голубых огоньков». И я стала за три рубля сниматься у них в массовках. Иногда я помогала гримировать участников массовки. Все гримеры меня знали. И когда на телевидении освободилось вакантное место, я с радостью согласилась перейти к ним.

   Начинала я в редакции литературно-драматических программ, которая снимала телеспектакли с участием ведущих театральных актеров. Мне посчастливилось работать с Андреем Поповым, Пляттом, Папановым, Вициным, Яковлевым. Плятт был большой приколист. Помню, снимали телеспектакль «Нюренбергский процесс». Плятт играл там судью. По роли он долго слушал других персонажей и лишь изредка сам что-то говорил. Плятту стало скучно, и когда я подошла его попудрить, он неожиданно предложил: «Давай в перерыв приклеим мне бороду и усы! Посмотрим, как они среагируют!». После перерыва Плятт вышел на площадку с бородой, но никто не обратил на это внимания. Как ни в чем не бывало, провели репетицию и уже собирались начать съемку. «А мне бороду с усами снимать?» - спросил у режиссера Плятт. Только после этого заметили, что у него на лице появилось что-то лишнее. Сейчас говорят, будто Плятт был невероятно жадным, но это не так. Он регулярно устраивал у себя дома «пляттские дела». Так у них в театре Моссовета называли сборища с винцом, на которых Плятт, Борис Иванов и еще несколько актеров сами лепили и варили пельмени. Они и нас, телевизионщиков, приобщили к своим «пляттским делам». В последний съемочный день привозили в телецентр кастрюли с пельменями и всех угощали. А одним своим поступком Плятт тронул меня до глубины души. Во время съемок очередного телеспектакля у меня был день рождения. «Вы в этот день будете? – спросила я у Плятта. – Я хочу принести винца, отметить». «Ой, нет, на съемках я не выпиваю», - начал отнекиваться он. А в день моего рождения Плятт внезапно пропал. Уже надо начинать снимать, а его нет. Оказалось, что прежде, чем гримироваться, он пошел в бар, чтобы купить мне в подарок коробку конфет и пирожные. А он тогда еле ходил. У него были какие-то проблемы с ногой. И он так долго спускался и поднимался по лестницам, что из-за этого опоздал к началу съемки. Самое обидное, что мои коллеги восприняли все превратно и посчитали, будто я развела Плятта на этот подарок.

   Похожая ситуация была у меня с Борисом Чирковым, с которым я работала в театре Пушкина. Когда на мой день рождения он мне что-то подарил, меня чуть ли не записали к нему в любовницы. «Надо же! Чирков раскошелился! – шушукались мои коллеги. - Да где это видано?! Что Надя там с ним делает, что он стал такой щедрый?». На самом деле ничего такого с Чирковым я не делала. Просто ему нравилось, как я его гримировала. Да, некоторые другие артисты, пользуясь тем, что во время работы мы оставались наедине в маленькой комнатке, устраивали со мной сексуальные игры – хватали за ноги, лезли целоваться. Особенно этим увлекался Леонид Марков. Он вообще приставал ко всем. Кто даст – тот даст. Из-за скандала на почве секса ему пришлось уйти из Ленкома. Но и в театре Пушкина он продолжал заниматься тем же. Одновременно ухитрялся встречаться со стюардессой, которая жила со мной в одном доме, и еще с парой девушек из театра. Я тоже была не против с ним пообниматься, поцеловаться. Но на секс не соглашалась. Нужно было где-то прятаться, запираться. А мне это было не по душе. «Ну, чего ты ломаешься?! – брюзжал Марков. - Я уже всех в театре переимел. Только ты осталась неохваченной». На телевидении такого никогда не было. Гримеры там работали в больших комнатах на 8-10 мест. Вокруг всегда был народ. И никто из артистов не позволял себе ничего лишнего. Правда, во время съемок на Шаболовке за мной ухаживал эстрадный артист Борис Владимиров, выступавший вместе с Вадимом Тонковым в образах старух Авдотьи Никитичны и Вероники Маврикиевны – прародительниц нынешних «новых русских бабок». Он тогда уже разошелся с первой женой, но еще не был женат на сестре Михаила Державина. На каждую съемку приносил мне то цветы, то какие-нибудь дорогие конфеты. А однажды предложил: «Поехали ко мне в гости!». «Поехали!» - согласилась я. Мы расположились на кухне, выпили. Меня Владимиров угощал вином. А сам пил что-то покрепче - то ли коньяк, то ли водку. Рассказывал про свою дружбу с Гагариным. Жаловался, что никто его не любит, что с женами у него ничего не складывается. Потом он пригласил меня в комнату. Первое, что бросилось мне в глаза: в новых обоях была прорезана дыра, и через нее был виден кусок старых обоев. На них красовалась надпись: «Если бы ты свою энергию употребил на дело, а не на водку, из тебя получился бы такой хороший мужик!». И подпись: «Юрий Гагарин». Уже потом мне рассказали, что Владимиров - большой любитель выпить, не раз срывавший из-за этого концерты. И я не стала с ним больше встречаться. С меня хватило моего первого мужа. Он так сильно поддавал, что мне пришлось с ним развестись.

   Тесное сотрудничество с эстрадными артистами началось у меня с Иосифа Кобзона. Наше знакомство произошло еще в начале 60-х годов на одном из концертов, где он пел «Куба - любовь моя». Я уже тогда предлагала ему свою помощь как гример. Но поначалу он гримировался и причесывался сам. Никому не доверял прикасаться ни к лицу, ни к волосам. У него тогда были густые кучерявые волосы, но уже намечались небольшие взлысинки. Потом мы несколько раз встречались на телевидении. Однажды я пришла и вижу: моя коллега его загримировала, но не подтемнила ему снизу подбородок. А у вокалистов под подбородком из-за постоянного напряжения мышца растягивается, и образуется небольшой мешочек. «Загримируй вот там! – подсказала я ей. – Лицо будет выглядеть более худым». «Вот взяла бы и сама сделала!» - хмыкнул Кобзон. «Нет, я доделывать чужую работу не буду, - ответила я. – Вот пригласите меня на концерт, и я загримирую вас, как считаю нужным». И он меня пригласил в только что открывшийся концертный зал «Россия». После этого я постоянно гримировала его в течение 30 лет. Днем работала на телевидении. А вечером шла на концерт. Причем, первое время я за свой счет покупала билеты в зрительный зал и уже оттуда проникала за кулисы, чтобы его загримировать. Потом мне это надоело. «Наверное, я больше не приду», - сказала я. Тогда стала выходить его костюмерша Шура и проводить меня через служебный вход. «Это личный гример Кобзона!» - говорила она. А потом о моих походах на концерты узнал мой начальник на телевидении. И начал уже официально посылать меня туда по заявкам, которые им давал концертный зал «Россия».

   Благодаря Кобзону, меня узнали и стали приглашать другие артисты – Лев Лещенко, Сергей Захаров, Ярослав Евдокимов. Одно время моим постоянным клиентом был Филипп Киркоров. Он очень боялся полысеть. И вместо того, чтобы начесывать и укладывать свои волосы, начал пользоваться париками. Несколько раз с ним приходила Алла Борисовна и даже лично участвовала в надевании парика: я закалывала его Филиппу с одной стороны, а она – с другой. С покойным Мишей Евдокимовым я работала на фильме «Про бизнесмена Фому», где он строил туалет в деревне. Они с режиссером каждый день основательно выпивали. Бывало, Миша приходил на съемочную площадку еще не отрезвевший. К счастью, у него и по роли должна была быть «морда красная такая». И мне не нужно было скрывать ему гримом следы вчерашних возлияний. В разгар съемок у Кобзона был какой-то юбилей. «Евдокимов, на этот день мне надо уехать, - сказала я. – Пусть тебя гримирует моя помощница!». «Нет, ты никуда не поедешь, - ответил Миша. – Я тебе сам буду петь вместо Кобзона». И потом целую неделю, приходя на площадку, он вставал в позу и пел его голосом «Не думай о секундах свысока». С днем рождения Кобзона у меня был связан еще один случай. Я ехала с цветами его поздравлять и встретила солиста ансамбля Александрова Эдуарда Лобковского. «Поехали сначала на мой концерт! - предложил он. – Ты мне вынесешь цветы, а я тебя потом отвезу к Кобзону». А выступал Лобковский на ледовой площадке, покрытой ковровыми дорожками. Когда я выносила ему цветы, дорожки разошлись, и у меня под ногами оказался лед. Я поскользнулась, упала и сломала руку. Пришлось везти меня в институт Склифосовского. Мне там наложили шину. Но потом, по моему настоянию, Лобковский все-таки отвез меня к Кобзону. И под конец я успела его поздравить.

   Сейчас, наверное, не найти артиста или просто известного человека, которого мне бы хоть раз не пришлось где-то гримировать. Куда бы я не пришла – везде встречаю знакомых. Был смешной случай, когда я работала на передаче Малахова. Андрей хотел меня удивить. «Я тебе привел такого человека! – сказал он. – Вот познакомьтесь!». И подвел ко мне Анатолия Кашпировского. Но сюрприза не получилось. «Да мы с Надей знакомы уже больше десяти лет!» - усмехнулся Кашпировский. Малахов не знал, что я гримировала его еще во время легендарных телесеансов в конце 80-х. Кашпировский был большим любителем женщин. Гример, которая работала с ним до меня, немножко с ним кокетничала. Это не понравилось его жене. Она потребовала заменить гримера. И к Кашпировскому направили меня. Помню, во время моей работы к нему рвалась какая-то женщина. «Вы что, хотите бесплатно получить лечение?!» - возмутился Кашпировский и неожиданно со всего размаха ударил ее рукой под дых. Она согнулась и начала причитать: «Ой, как хорошо! Как мне хорошо! У меня все прошло». Я у Кашпировского специально не лечилась, но он и мне кое в чем помог. Когда я первый раз должна была его гримировать, я очень нервничала. Все мои коллеги смотрели его сеансы. И смотрели в первую очередь на то, как он загримирован. На нервной почве у меня обострились проблемы со здоровьем. К моему удивлению, после общения с Кашпировским от моих проблем не осталось и следа, и больше они никогда не давали о себе знать. А незадолго до передачи Малахова мы с Кашпировским встречались в Киеве на юбилее одной газеты. Он тогда взял мой телефон и попросил меня узнать, нельзя ли получить на телевидении его старые съемки. А потом начал мне названивать и настойчиво приглашать меня в гости. Пришлось попросить зятя подойти к телефону и строгим мужским голосом сказать: «Она занята». Только после этого Кашпировский оставил меня в покое.

   Михаил ФИЛИМОНОВ («ЭГ» № 51, 2008)