Сергей Жуков, пытаясь соблазнить певицу из Самары, наблевал ей на колени

Певица Нора Устиновская, выступающая под псевдонимом Нора Адам, знакома широкой публике по российскому отборочному туру конкурса «Евровидение-2008». Тогда многие обратили внимание на эту участницу, отвязно зажигавшую на сцене в кожаном рокерском костюме и с разноцветным хаером на голове. Недавно в гостях у общих знакомых мне довелось лично познакомиться с Норой. И я не преминул поинтересоваться, как ей удалось пробиться на этот «евровидийный» отбор, где практически за всеми участниками стояли либо влиятельные продюсеры, либо большие деньги.

   - Участие в «Евровидении» обошлось мне всего в 50 рублей, - огорошила меня Нора. - Столько стоила отправка бандероли на канал «Россия». Да-да, я тупо отправила туда свою песню «Gotta let it go» обычной почтой. И на весь январь уехала на остров Родос, куда меня пригласили за 5000 евро выступать в самом крутом местном клубе. Про этот конкурс я и думать забыла. А когда вернулась в Москву, мне позвонил Женя Гор и сказал: «Ну, что, тебя можно поздравить?». «С чем?» - не поняла я. Оказалось, что опубликовали списки финалистов «Евровидения», и я значилась там вторым номером. «Как ты туда попала? – принялась допытываться у меня Надя Бабкина. – Кому дала? У кого отсосала?». Она до последнего не верила, что туда могли кого-то взять просто так.

   - Ничего удивительного! В свое время Бабкина пыталась продвинуть на «Евровидение» Гора, но его не взяли даже в отборочный тур.

   - Значит, мне повезло. У меня и раньше такое бывало. Я выросла и начинала свою карьеру в Самаре. Однажды меня пригласили выступать на каком-то мероприятии в Тольятти. Там выступала Прешис Уилсон из группы «Eruption». Та самая, которая в 70-х годах спела песню «One Way Ticket», более известную у нас как «Синий-синий иней». Чтобы не ударить перед ней в грязь лицом, я три дня готовилась. Сделала себе неописуемый костюм из разрезанной магнитной ленты. Увидев меня, Прешис Уилсон была в шоке и после выступления пригласила меня за свой стол. «Ты такая крутая певица, - сказала она. – У тебя, наверное, все есть – свой дом, машина, студия». «Да вы что! – рассмеялась я. – У меня ничего нет. Я же выросла без родителей. Мать меня родила в поезде и выбросила. Воспитывала меня неграмотная бабка. Когда я стала заниматься музыкой, на пианино мне собирали всем двором». Прешис Уилсон так ко мне прониклась, что решила чем-то меня поддержать и подарила мне свой микрофон «Shure» за три штуки баксов. Я очень дорожила этим подарком. К сожалению, мне пришлось его продать. В 2000 году, добившись в Самаре всего, что возможно, я поехала покорять Москву. И поехала как раз на деньги, вырученные от продажи микрофона Прешис Уилсон.

   В Москве мне снова улыбнулась удача. В первый же день я пошла на концерт в МДМ. Там было много известных артистов. И что-то меня дернуло подойти к Сергею Мазаеву из «Морального кодекса». «Я певица, - сказала я. – Послушайте мой материал! Может, чем-то мне поможете». И всучила ему кассету со своими песнями. Он записал мой телефон и обещал перезвонить. Когда я рассказала об этом знакомым, у которых я остановилась, они только посмеялись: «Да не позвонит он тебе! Таких, как ты, к нему миллион подходит». А полвосьмого утра меня разбудил звонок Мазая. Как я поняла, он еще не ложился. «Ты просто Офра Хаза! – начал восторгаться он. – Так у нас вообще никто не поет. Приезжай прямо сейчас ко мне!». Он жил тогда на улице Саляма Адиля. Я взяла такси и рванула к нему. Там было целое сборище – какие-то музыканты, композиторы. Стоял жуткий кумар. И все были уже загашенные. Мазай меня представил и включил мою песню «Да». Начал меня расспрашивать, откуда я и где живу. «Нигде, - ответила я. – Вот пока у знакомых остановилась». «Живи у меня! – предложил он. – Ничего платить не надо». В то время у него уже жил гитарист «Мумий Тролля» Юра Цалер. У него был какой-то разлад с Лагутенко, и Мазай взял его к себе в группу. Квартира у Мазая была однокомнатная. Точнее говоря, изначально это была «двушка». Но одну комнату он соединил с кухней и сделал студию. Там спал Юра Цалер. А мы с Мазаем спали в комнате под одним одеялом.

   - А где же спала его жена – театральный критик Галина, о которой он рассказывает во всех интервью?

   - На тот момент Мазай еще не был женат. С Галей он только начинал встречаться. Помню, она жутко ревновала, что у него в доме появилась какая-то певица. Впрямую Галя ничего не говорила, но все было написано у нее на лице. Когда ее рядом не было, Сергей, конечно, клеился ко мне. Он же мужик. Но, честно говоря, близость с ним меня не особо возбуждала. Это сейчас он не пьет. Галя держит его в руках. У нее родители – какие-то крутые врачи. Сразу после свадьбы они им подарили роскошную квартиру. Ради этого можно было и завязать. А в то время Мазай бухал по-черному. Не мог остановиться. За день он успевал объехать 3-4 тусовки. И везде прикладывался к спиртному. Естественно, к ночи он уже был никакой. А утром канючил: «Нора, сбегай за пивком!». Однажды Мазай приполз с какого-то концерта, что называется, на рогах. Завалился на кровать и начал ко мне клеиться. «Сереж, да отвали!» - попыталась осадить его я. Но он был такой пьянющий, что ничего не понимал. В конце концов, я не выдержала, пошла на кухню, подвинула Юрика Цалера и легла с ним. «Ну, ты даешь, Норка! – сказал утром Мазай. – За одну ночь переспала сразу с двумя звездами и никому не дала».

   - Ну, хоть с продвижением в столичный шоу-бизнес он тебе чем-то помог?

   - Да, Мазай возил меня на все концерты и тусовки, где они выступали с «Моральным кодексом». Перед их выходом я пела две или три песни. Он сам меня объявлял и говорил: «Запомните это имя! Через два месяца она порвет всю Москву. Я сделаю из нее звезду». Однажды Мазай мне сказал: «Я хочу показать тебя Кобзону и другим влиятельным людям». Кобзон тогда держал на Новом Арбате ресторан «Сальвадор Дали». И Мазай привез меня к нему, чтобы договориться о моем выступлении на свадьбе его племянника Давида. «А в чем девочка будет выступать?» - спросил Иосиф Давыдович. А выступала я в блестящих шортиках и в блестящем топике, которые привезла с собой из Самары. Выглядело это очень провинциально. Но другого костюма у меня не было. Тогда Кобзон распорядился, чтобы мне купили вечернее платье и туфли на шпильке. Да-да, просто так взял и сделал мне такой подарок. Мое выступление Кобзону понравилось. И меня стали регулярно приглашать в его ресторан. За 3-4 песни мне платили по 300-400 долларов.

   В «Сальвадоре Дали» я работала со многими звездами. Особенно сильное впечатление произвел на меня Григорий Лепс. Ему не понравилось, как отстроен звук, и он швырнул микрофон прямо в зал. Лишь чудом никому не попал в голову. Естественно, микрофон разбился. «Зачем же ты портишь казенное имущество?» - возмутился менеджер ресторана. В ответ Лепс стал скандалить. В итоге его выкинули из «Сальвадора Дали». В этом же ресторане Мазай познакомил меня с Игорем Бутманом. У них с Мазаем возникла идея сделать со мной джаз-роковый проект. «Надо же, как мне повезло! – радовалась я. – Не успела в Москву приехать, и все сразу пошло». Но я рано радовалась. Мазай основательно забухал. Пошли какие-то отмазки: то он тачку разбил, то еще что-то. К тому времени Юра Цалер вернулся в «Мумий тролль» и с квартиры Мазая съехал. Мне стало неудобно у него оставаться. И я за 80 долларов сняла комнату в коммуналке на Красных Воротах. Прошло полгода. «Сереж, когда же мы будем делать проект?» - начала беспокоиться я. «С проектом ничего не получается,  - развел руками Мазай. – Я поссорился с Бутманом. Спонсоры денег не дают. Крутись дальше сама! Что делать?! Это Москва!».

   - И ты стала крутиться сама? Или нашла себе нового покровителя?

   - Так получилось, что меня сам нашел бывший продюсер группы «Руки вверх» Андрей Маликов. А «Руки вверх» - это мои земляки. Правда, родом они не из Самары. Леша Потехин – из Новокуйбышевска. А Сережа Жуков – вообще из Ульяновской области. Но они долгое время работали в Самаре. Тогда их группа называлась «Дядюшка Рэй и Компания». Я их прекрасно знала. Мы не раз вместе выступали. А брат Потехина Андрей, который потом создал группу «Револьверс», даже некоторое время работал у меня на подтанцовках. Помню, однажды у нас был концерт в Смышляевке. После концерта организаторы накрыли для артистов стол. И я учила Жукова пить водку. Он был тогда почти ребенок и пить совсем не умел. «Надо сделать вдох, выпить, потом выдохнуть, - объясняла я ему. – И ни в коем случае не запивать водой, а лучше закусить». Но мои уроки не пошли ему впрок. Он все там облевал и заснул на стульях. Ухитрился даже, ухаживая за мной, наблевать мне на колени. Перед отъездом в Москву они позанимали у всей Самары денег. Лично мне 300 рублей должны до сих пор. «Дайте нам на дорогу! – говорили они. – Раскрутимся – всех одарим!». Но о своих обещаниях они благополучно забыли. Когда я попыталась обратиться к ним за помощью, к ним уже было на дикой кобыле не подъехать. Уж не знаю, откуда обо мне узнал Андрей Маликов. К тому времени с «Руками» он разосрался. И предложил сделать проект со мной. «Только никакого джаза! - сказал он. – С твоим голосом надо петь шансон. Через полгода ты будешь круче Кати Огонек!». Его предложение меня поначалу смутило. Исполнительницей шансона я себя слабо представляла. Но Маликов уверял, что у него везде все схвачено. А самое главное – он обещал обеспечить меня жильем. И я на это повелась.

   - С ним тебе тоже пришлось спать под одним одеялом?

   - Нет, он снял для меня у какого-то ханыги отдельную квартиру в Текстильщиках. Квартира, правда, была совершенно убитая. А хозяин каждый день в 6 утра приходил ко мне и просил денег на водку. Но выбора у меня не было. Материально я полностью зависела от Маликова, так как он запретил мне выступать, пока мы не запишем новый материал. А с материалом возникли проблемы. В качестве авторов я предложила привлечь своих друзей из Самары, которые пишут клевые песни. «Ты Самару свою забудь! – отмахнулся Маликов. – А то «Руки вверх», как я начал ими заниматься, сразу понавезли сюда родственников с чемоданами. Мне это на хер не надо!». Оказалось, что гитарист Геша Берков, который когда-то работал с Тальковым, уже договорился, что песни будет писать его брат из Израиля, а сам он будет делать к ним аранжировки. Увы, то, что сделали Геша с братом, не выдерживало никакой критики. Маликов стал искать другой материал, но ничего найти не мог. Закончилось все тем, что он, скрепя сердце, согласился обратиться к моим авторам. Но Геша своими аранжировками испоганил и их песни.

   Тем временем у Маликова начались разборки с «Руками вверх». Он рассчитывал получить с них какие-то деньги и вложить их в мою раскрутку. Они назначили ему в «Макдональдсе» в Одинцово встречу с какими-то бандюками, которые за них вступились. Маликов обратился к знакомым РУБОПовцам, чтоб они устроили там засаду. А меня попросил приехать в этот «Макдональдс» и помочь им опознать бандюков, которых приведут «Руки». Самому ему нельзя было там появляться, так как его знали в лицо и могли убить. «Сядешь за столик и, когда они войдут, подашь какой-нибудь знак! – проинструктировал он меня. – За соседним столиком будет сидеть оперативник в штатском. Если вдруг начнется стрельба, сразу ложись на пол!». Фактически я выступала в роли наживки. Чем все закончилось – я не знаю. После того, как я выполнила свою миссию, меня сразу вывели из «Макдональдса» и отвезли домой. Но, как я поняла, бандюки оказались такими крутыми, что РУБОП не смог с ним ничего сделать. Маликов приехал из Одинцово как побитый пес. «Ничего не получается, - сказал он. – Песен нет. Денег эти суки отдавать не хотят. Нора, я тебя отпускаю. Пой свой джаз!».

   - Не возникало желание плюнуть на все и уехать обратно в Самару?

   - После облома с Маликовым был момент, когда я уезжала. У меня тогда был жуткий депрессняк. Я начала конкретно бухать. «На фиг этот шоу-бизнес! – говорила я всем. – Там одни уроды! Никому верить нельзя!». Однако через некоторое время я взяла себя в руки и вернулась в Москву. Правда, пробиваться дальше пришлось собственными силами. С продюсерами мне катастрофически не везло. Одно время я вскладчину с бывшей секретаршей Мазая Райфой за полторы тысячи рублей снимала комнату в квартире у девушки-наркоманки. И вот в этот сраный притон Райфа однажды пригласила продюсера детского киножурнала «Ералаш» Бориса Грачевского. «Я хочу тебя с ним познакомить, - сказала она мне. - Может, он тебя пригласит выступить или где-нибудь снимет». Грачевский приехал поздно ночью. «Если ты хочешь куда-то пробиться, ты должна сосать, - прямо сказал он мне. – Вот отсоси сейчас у меня, и я тебе устрою выступления на тусовках в Доме кино». «Знаете, я предпочитаю пробиваться по-другому», - ответила я. Тогда он переключился на Райфу и начал ее обжимать. Чтобы им не мешать, я ушла на кухню. Что они делали без меня – можно лишь догадываться.

   Довелось мне пообщаться и с покойным ныне Юрием Айзеншписом. Когда я первый раз ему позвонила, он меня сразу отшил. «Я с девушками вообще не работаю, потому что я гей», - сказал он. «Как же не работаете?! – возразила я. – А певица Саша?». «Это особый случай, - объяснил Юрий Шмильевич. - Она дочка моего близкого знакомого». Потом начал рассказывать мне про Сташевского. «Я его взял не из-за таланта, - признался он. – Сташевский как певец вообще никакой. Просто я поспорил, что я могу раскрутить даже табуретку». Спустя несколько лет я снова позвонила Айзеншпису. Подумала: «Может, ему надоело раскручивать табуретки?». Он попросил меня спеть. Я спела что-то из своего. «А вот так сможешь?» - спросил он и включил какую-то «фирменную» запись. Я и это спела. Юрий Шмильевич был в восторге. Даже записал мое пение себе на мобильник. «Сейчас я нахожусь за границей, - сказал он. – А когда буду в Москве, придешь ко мне. Может, что-то для тебя придумаем». Увы, наша встреча не состоялась. Я звонила ему, но никто не отвечал. А вскоре пришла печальная весть о кончине Юрия Шмильевича.

   - В отборе на «Евровидение» одним из твоих соперников был протеже Айзеншписа Дима Билан. С ним-то тебе познакомиться удалось?

   - А где я с ним там могла познакомиться?! Ни на одной репетиции он не был. Вместо него приходила Яна Рудковская. «Дима сейчас в Испании, - говорила она. – Что ему тут делать?! Конкурентов у него нет. Все участники очень посредственные и слабые». Билан впервые появился только на генеральном прогоне в зале «Академический». Но там к нему было не подобраться. Как я поняла, он был обдолбанный, и его держали под охраной где-то отдельно от всех. Его победа явно была предопределена заранее. Взять, к примеру, эту подставу с мониторами. На репетициях со звуком все было в порядке. А во время эфира нам вырубили мониторы, и пришлось петь, практически не слыша инструментальной фонограммы. Хорошо, что я по образованию альтистка и хорошо слышу басы. И я ровнялась по басам, чтобы не разойтись с фонограммой. Только у одного Билана все звучало идеально. Было ощущение, что вообще шла «плюсовая» «фанера».

   Я уже не говорю про зрительское голосование. На сайте «Одноклассники» меня поддерживали люди со всей России. «Нам нравится твоя песня, - писали они мне. – Мы будем за тебя голосовать». Но проголосовать никто не смог. «Что случилось? – недоумевали они потом. – Все «эсэмэски» приходили назад. А голосование в интернете было заблокировано». За Асылъяр из Казани, с которой мы были в одной гримерке, голосовал весь Татарстан. Она там реальная звезда. А по результатам голосования у нее оказалось меньше всех баллов. Ну, невозможно в это поверить! На пати после конкурса я познакомилась с двумя парнями, которые работали у Рудковской. «Признайтесь честно, с голосованием была подстава?» - спросила я у них. «Да, - ответили они. – Яна нам на телефоны положила по 600 рублей, чтобы мы голосовали за Билана. Но «эсэмэски» не отправлялись». То же самое мне подтвердил Макс Фадеев. «Конечно, понятно, что все изначально было настроено на одного человека, - сказал он. – А это шоу устроили для лохов, чтобы показать: вот типа у нас открытый конкурс». Но я не расстраиваюсь из-за этого. После эфира на канале «Россия» мне валом повалили предложения о выступлениях. Я заработала кучу денег и сейчас покупаю собственную квартиру в Москве.

   Михаил ФИЛИМОНОВ («ЭГ» № 34, 2008)