Злата Раздолина начала встречаться с легендарным баритоном, когда ей еще не исполнилось 16 лет

Три года назад в Петербурге в возрасте 77 лет ушел из жизни исполнитель хита «Потолок ледяной, дверь скрипучая» и многих других популярных песен Эдуард Хиль, известный во всем мире как Мистер Трололо. Нам удалось разыскать человека, осуществившего последнюю видеосъемку легендарного певца, где он, словно предчувствуя свой скорый уход, исполнил «Прощальный романс» на стихи Николая Гумилева. Этот человек – проживающая с 1990 года в Израиле певица и композитор Злата Раздолина, которую на протяжении долгих лет связывали с Эдуардом Анатольевичем близкие отношения.

   - С Хилем я познакомилась в Ленинграде в середине 70-х, когда он уже был признанным певцом, народным артистом России, а мне было только 16 или, может быть, даже 15 лет, - поведала Злата Абрамовна. - Я тогда написала первый большой цикл песен «Ни строчки о войне» на стихи Вадима Шефнера. Мне хотелось, чтобы эти песни исполнил Хиль. И я пришла к нему за кулисы после концерта в зале «Октябрьский». Точнее говоря, меня привел за ручку мой папа – бывший военно-морской врач. Сама я боялась подойти к великому артисту. Эдуард Анатольевич без всяких «Я занят» или «Я устал» принял меня и сразу же предложил мне сесть за инструмент. Я сыграла ему несколько песен. «Ты так хорошо поешь! – сказал он. - Зачем мы тебе нужны? Ты должна петь сама». Я ужасно расстроилась. «Наверное, ему не понравилось мое творчество, - подумала я. – И он решил меня таким образом красиво отфутболить». Тем не менее, Хиль оставил мне свой домашний телефон и выразил желание продолжить со мной знакомство. А через некоторое время записал мой военный цикл на стихи Шефнера для Ленинградского радио. Я стала бывать у него дома на Фонтанке. Предлагала ему для исполнения новые песни. Так постепенно у нас завязались теплые дружеские отношения.

   Эдуард Анатольевич очень помог моему становлению как певицы. До встречи с ним я считала себя только композитором. А он своим авторитетом убедил меня, что я могу петь. И я начала выступать от «Ленконцерта» как автор-исполнитель. Сначала я получала, как все начинающие, 7 рублей за концерт. Но уже через несколько лет мне дали право на сольное отделение и существенно повысили ставку. Солистам «Ленконцерта», которые исполняли мои песни, платили от 7 до 16 рублей. А мне – целых 26 рублей. Моим успехам тогда многие завидовали. В начале 80-х у меня должен был состояться большой авторский концерт в Ленинградской академической капелле с участием Хиля и многих других артистов. Весь город был увешан афишами. Билеты продавались шикарно. Но за два дня до концерта, по требованию Ленинградского Союза композиторов, его без объяснения причин отменили. Потом главный редактор «Ленконцерта» рассказал, как композиторы обмывали мне кости на партийном собрании. «Хочу обратить внимание на недостойное поведение нашей коллеги - комсомолки Златы Раздолиной, - негодовал муж певицы Марии Пахоменко Александр Колкер. - Она посмела запланировать свой концерт на святой сцене Ленинградской капеллы. Даже многие наши корифеи не удостаивались такой чести». «Ну, что вы прицепились к этому концерту? – возразил кто-то. - Его же отменили». «Да, отменили. Но афиша-то была», - не унимался Александр Наумович.

   С 1987 года я начала писать романсы на стихи Анны Ахматовой, Николая Гумилева и других поэтов «серебряного века». Хилю они очень понравились. Но записать их мы тогда не успели. Случилось так, что в 1989 году мой «Реквием» на стихи Ахматовой был премирован на двух конкурсах и отобран комиссией по празднованию 100-летия Анны Андреевны для исполнения на юбилейном вечере в Колонном зале. После этого мне начали поступать звонки с угрозами от общества «Память»: «Если ты еще раз тронешь нашу Ахматову, мы прибьем тебя и твою семью. Убирайся в свой Израиль!». Особенно их возмущало, что я взяла фамилию Раздолина, хотя по рождению я Розенфельд. От таких «замаскировавшихся» евреев они хотели очистить Ленинград. Весь ужас состоял в том, что у меня было уже трое детей. Был и муж - театровед Александр Ласкин, сын писателя Семена Ласкина. Обратиться за помощью к Хилю я не решилась. Его самого многие ошибочно считали евреем. И я не хотела его во все это впутывать. Об угрозах я рассказала только одному человеку - поэту Михаилу Дудину. «Не волнуйся! – сказал он. – Мне тоже говорят, что я пархатый жид. Я скоро поеду в Москву и наведу там порядок». А потом моего старшего сына, которому было 9 лет, зверски избили во дворе какие-то взрослые парни. Причем, они сказали ему: «Передай привет маме!». Я сильно испугалась. В то время была на слуху жуткая история, произошедшая в Москве с преуспевающей адвокатессой-еврейкой. Она тоже получила подобные угрозы от «Памяти» и послала их по известному адресу. В итоге эту адвокатессу сожгли в ее доме вместе с мамой и дочкой. Я поняла, что мне нужно все бросать и бежать из обожаемого мной Ленинграда.

   В этот момент меня пригласили на гастроли в Финляндию. И я решила воспользоваться этим для побега в Израиль. С мужем, который не хотел уезжать из Советского Союза, я развелась. Взяла с собой детей и своих родителей. Таможенницу на границе насторожило, что я еду со всей семьей и большим количеством багажа, половину которого составляли ноты. Это было явно не похоже на гастрольную поездку. Она хотела меня обыскать. А у меня под платьем были спрятаны наши советские паспорта. Если бы их нашли, я могла бы сразу же сесть в тюрьму. К счастью, все обошлось, и нас благополучно пропустили через границу. Но на этом проблемы не закончились. В Хельсинки я обратилась в израильское посольство и попросила убежища в их стране. «Возвращайтесь обратно в Ленинград и нормально оформляйте документы на выезд! – неожиданно ответили мне. – Мы ждем большую официальную репатриацию из СССР. И не хотим из-за вас портить отношения с советскими властями». Тут вмешалась моя подруга – журналистка с радио Хельсинки. «Если вы не поможете Раздолиной и ее семье, мы поднимем шум на всю Европу, что вы отказываетесь спасать еврейку, бежавшую от преследования антисемитов», - пригрозила она сотрудникам посольства. И уже через два дня нам сделали израильские документы.

   В течение нескольких лет, пока не распался СССР, я как невозвращенка не могла приезжать на Родину. Из-за этого наше общение с Хилем прервалось. Лишь в конце 90-х Эдуард Анатольевич приехал с гастролями в Израиль. Я пришла к нему на концерт. И мы снова стали общаться. К тому времени я успела в Израиле выйти замуж. И Хиль постоянно шутил, как повезло моему мужу. Причем, шутки на эту тему он отпускал не только в приватной обстановке, но и со сцены на концертах. В 2003 году я впервые после долгого перерыва посетила мой родной Ленинград, снова ставший Петербургом. И первое, что я сделала, - пригласила Хиля выступить со мной в Доме архитекторов. Концерт был благотворительный. Но Эдуард Анатольевич отличался исключительным бескорыстием и без всяких вопросов спел бесплатно. Еще один бесплатный концерт мы потом дали с ним в Ахматовском музее. Помню, после одного из концертов к нему подошла старушка-блокадница. Начала рассказывать ему про все свои беды. Другой бы не стал ее слушать. А Эдуард Анатольевич проговорил с этой старушкой полчаса. Он всегда был готов поддержать окружающих, дать какой-то добрый совет. Я сама постоянно ощущала на себе его внимание и заботу. Когда заболел мой младший сын, Хиль первым пришел мне на помощь и нашел для сына очень хорошего врача, который его вылечил.

   В каждый следующий приезд в Петербург я оставляла Эдуарду Анатольевичу ноты новых романсов. Он потихоньку их репетировал и доводил до нужной кондиции. А потом мы пробовали что-то записывать. Последний раз я приехала в самом начале апреля 2012 года. Это было буквально за несколько дней до его инсульта. «Эдуард Анатольевич, давайте, наконец, сделаем нормальную запись! – сказала я ему. – Мне кажется, вы уже готовы». «Ты знаешь, у меня сейчас то врачи, то еще что-то, - неожиданно стал отказываться Хиль. – Может, лучше в следующий раз?». Но я настояла, что нужно это сделать сейчас. Договорилась о видеосъемке в Доме архитекторов. Мы записали несколько романсов, часть из которых он исполнил сольно, часть – дуэтом со мной. Помимо этого, отсняли также небольшое интервью с Эдуардом Анатольевичем. Он там очень хорошо говорил перед камерой обо мне: «За что мы любим Злату Раздолину? За ее душу. За то, что она никогда не изменяла Петербургу». Как потом выяснилось, это была его последняя прижизненная съемка. На следующий день я вернулась в Израиль. А через пару недель до меня дошла страшная новость, что Эдуард Анатольевич лежит в коме, и состояние его безнадежно. Несмотря на все старания врачей, 4 июня 2012 года его не стало. Для меня это был большой удар. Я потеряла очень близкого человека – не просто исполнителя моих песен, а часть моей жизни, часть моей души, часть моего мира…

   Михаил ФИЛИМОНОВ («ЭГ» спецвыпуск от 16 ноября, 2015)